Г-н ИЛЛАРИОНОВ вновь подтвердил репутацию своего рода "буревестника" от экономики, разойдясь в своих оценках со многими, становящимися уже традиционными представлениями о кризисе. Он считает, например, что последний был не всемирным, не финансовым и даже не одним явлением, а наложением нескольких кризисов, произошедших на разных рынках. На его взгляд, недооцениваемым авторами большинства исследований является тот факт, что пик промышленного производства 9 развитых стран за исключением США пришелся на май 2007 года, то есть состоялся задолго до сентября 2008 года и даже раньше августа позапозапрошлого года. В самих Соединенных Штатах он наступил осенью 2007 года. Между тем представление о том, что кризис в реальном секторе последовал вслед за сокращением кредитования сформировало своеобразную иерархию антикризисных мер, в числе первоочередных из которых - наполнение ликвидностью банков, и породило ожидания, что вслед за этим последует новый промышленный рост.

Выход из рецессии, однако, никак не был связан с оживлением кредитования. Триггер возобновления мирового роста оказался совсем иным: им стало возвращение темпов роста китайской экономики. Г-н Илларионов отметил, что подверждаются сделанные еще на основании статистики по итогам 2007 года выводы о том, что именно к Китаю перешла роль мотора мирового роста, несмотря на то, что по абсолютным размерам его экономика все еще далека от американской. Последовательность антикризисных триггеров в трактовке эксперта выглядит следующим образом: восстановление темпов роста в Китае, возобновление мирового промышленного роста, повышение цен на сырье, оздоровление финансовых рынков. Все эти этапы происходили с определенным временным лагом.

Среди других сделанных г-ном Илларионовым заключений - закономерность, согласно которой большие вливания ликвидности государством и расходование больших средств из золотовалютных резервов на поддержание курсов национальных валют приводит к противоположным от ожидаемых результатам. По его выкладкам, спад ВВП в целом в различных странах в ходе кризиса оказывался тем выше, чем большая доля от ВВП была влита в финансовый сектор и экономику. Наиболее характерным примером здесь является Россия, где антикризисные вливания сыграли скорее негативную роль.

Экономист также полагает, что довольно четкая взаимосвязь между уровнем денежной массы за вычетом ВВП и уровнем инфляции, которая существовала до начала 1980-х годов в американской экономике, теперь выражена в меньшей степени, и ликвидность все больше попадает в "пузыри" на финансовых рынках. Он видит достаточно явную связь между ростом денежной массы и изобретенным им коэффициентом из индексов Dow Jones, NASDAQ, цен на зерно и на нефть на мировых рынках. Увеличение первой с определенным временным лагом приводит к всплескам этого "синтетического" показателя.

Отвечая на вопрос о том, как соотносятся с тезисом о негативном влиянии на ВВП большого объема государственных вливаний факты, которые совершенно противоречат этому - в частности, значительные вливания, сделанные в китайскую экономику, и стимулирование внутреннего спроса в КНР, экономист, заметив, что речь идет о гипотезе, а не об окончательных выводах, предположил, что это произошло потому, что доля государственных финансов и бюджета в данной стране по отношению к ВВП относительно невелика. В отличие от многих развитых государств, где доходы госбюджета составляют до 40% ВВП. Пока упомянутая доля невелика, вливания, возможно, способны стимулировать рост в краткосрочной и среднесрочной перспективах. Если бы Китай начал "повторять чужие ошибки, наращивать госрасходы и повышать налоги выше определенного уровня, это привело бы его экономику к тем же негативным результатам", считает эксперт. И хотя он согласен с тем, что в 10-20-летней перспективе темпы роста китайской экономики должны будут сократиться, в целом прогнозы на ее будущее скорее позитивны. Г-н Илларионов также не согласен, что ключевым фактором успеха Китая в настоящий момент является стимулируемый внутренний спрос, высказывая мнение, что главным остается то, что стране удается производить продукцию с наименьшими издержками. Тридцать лет назад Поднебесная выпускала всего 5% мирового производства стали, а сейчас - 46%, и вполне возможно, через 20 лет будет производить 80%, если конкуренты не научатся делать это с хотя бы сопоставимым уровнем себестоимости (пока в этом плане, по впечатлениям экономиста, неконкурентоспособны даже индийские компании).

Еще одним примером, слабо укладывающимся в теорию г-на Илларионова, выглядит и Казахстан, где был достаточно высокий размер вливаний по отношению к ВВП - не менее 15%, и тем не менее был показан экономический рост по итогам прошлого года. Здесь им были также озвучены достаточно мягкие комментарии, что и в Казахстане уровень бюджетного экспансионизма все же не столь высок. Эксперт добавил, что не анализировал подробно предпринятые в республике антикризисные меры. Возможно, предположил он, в каких-то случаях решения о расходовании средств были приняты, но деньги реально не потрачены. Кроме того, из оценки вливаний, согласно международным стандартам, должны быть исключены суммы, связанные со снижением налогов.

Самым безобидным высказыванием г-на Илларионова в адрес России было то, что правительство не разобралось в происходящем, приняло антикризисный пакет в июне 2009 года, когда в нем не было острой необходимости, и "к тому же заложило в нем ряд ошибочных мер", что в конечном итоге способствовало умерщвлению "курицы, несущей золотые яйца", и прекращению не оцененного в должной степени промышленного роста.

Еще одним комментарием г-на Илларионова по Казахстану, сделанным в рамках панельной дискуссии, стала комплиментарная оценка одномоментной девальвации, авторам которой страна, на его взгляд, должна быть благодарна, так как удалось значительно снизить кризисные издержки. Да, внутренний спрос, возможно, был сокращен, зато выгоднее стала работа на внешних рынках.

Другой участник дискуссии, экс-вице-президент рейтингового агентства Moody's Джонатан ШИФФЕР поддержал эту точку зрения, заметив, что в результате девальвации российского рубля у Казахстана практически не было выбора, и удержание курса тенге было бы связано со слишком большими издержками для экономики.

Николай ДРОЗД