- Из-за перуанской валютной гарантии.
- Из-за чего?
- Черт возьми, я дерусь, потому что дерусь.
В экспертном сообществе на этой неделе неожиданную остроту приобрели споры о том, существуют ли в Латинской Америке примеры успешного гарантирования государством рисков, связанных с девальвацией. А также - были ли эти гарантии предоставлены только банковскому сектору или напрямую распространялись на все депозиты, и насколько этот опыт применим в Казахстане. На самом деле это, конечно, продолжение разговора о том, остается ли реалистичной альтернативой (и был ли он таковой) план дедолларизации, предложенный казахстанскими экономистами Олжасом Худайбергеновым и Ануаром Ушбаевым. Несомненно, сами создатели плана убеждены, что он не был миражом или позолоченной перевязью. А был реальной возможностью управлять девальвационными ожиданиями рынка, снижая издержки государства, связанные с поддержанием курса. Давно не было столь масштабных и в значительной степени самостоятельных инициатив, исходящих не от государственных институтов, а от экспертов. Шансы на его принятие изначально были не так велики, иначе, вероятно, подобный алгоритм предлагался бы самим Нацбанком или правительством.
Вольно или не вольно план и активность экспертов стали довольно заметным фактором, влияющим на остроту девальвационных ожиданий в самый напряженный момент после российского “черного вторника”. В ходе дискуссии на портале Forbes.kz, посвященной реальности существования международного опыта гарантий, г-н Ушбаев сказал следующее: “Безусловно, форвардные интервенции для поддержания стабильности национальной валюты не заменят фундаментальной стабилизации платежного баланса, фискальной консолидации и общей макроэкономической стабилизации, но однозначно могут помочь во временной стабилизации обменного валютного курса при наличии активной односторонней спекуляции”.
При этом фундаментальные факторы выглядят достаточно однозначно, пусть Нацбанк из тактических соображений и не должен акцентировать на этом внимание. Только что опубликованный им индекс РЭОК по итогам января показывает, что фундаментально конкурентоспособность казахстанской экономики, связанная с курсом тенге, находится на самом низком уровне с марта 1999 года. Индекс по отношению к рублю составляет 125 ровно против 70,6 в июне прошлого года, по отношению к евро 139,9 против 111 в марте прошлого года. Это не может не вызывать проблем у экспортеров и компаний в определенных секторах, конкурирующих с импортом. Тем не менее бизнес проявляет терпение и пока решает проблемы собственными силами. Может быть, одним из сдерживающих факторов является то, что любые высказывания на тему снижения конкурентоспособности по сравнению с российскими производителями воспринимались бы как преобладание собственных меркантильных интересов над общими.
Банковский сектор, казалось бы, вне подозрений, поскольку любая девальвация - это крайне болезненное для него развитие событий, порождающее ряд долгосрочных проблем и сказывающееся на качестве заемщиков и спросе на кредиты. Тем не менее попытки сказать что-то, как раз с точки зрения общеэкономических интересов, сделанные в ходе проходившего на прошлой неделе саммита CFO, воспринимаются, к сожалению, частью комментаторов как попытки лоббировать собственные интересы со стороны крупных банков. Это достаточно опасный подход с точки зрения доверия к валютной политике. Можно вспомнить ситуацию с девальвацией 2009 года и обвинениями в получении прибыли одним из банков благодаря инсайдерской информации. Несмотря на то, что это не имело отношения к реальности, и банки по просьбе опубликовали информацию о своих биржевых сделках с валютой накануне девальвации, показывающие, что никто не имел инсайдерских преимуществ, осадок оказался очень долгим, и отсутствие доверия влияло на возникавшие периодически девальвационные волны. Сейчас крупные игроки на банковском рынке, имеющие больший доступ к долгосрочной тенговой ликвидности в виде госпрограмм, инструментов Нацбанка и инвестиций ЕНПФ, вероятно, исходя из сиюминутных интересов, могли бы быть заинтересованы скорее в консервации нынешней ситуации. Всегда есть искушение использовать дефицит тенговых кредитов, кроме того, эксперты говорят о возможности предоставления крупными игроками дорогих валютных свопов более мелким, не имеющим доступа к инструментарию Нацбанка.
Довольно странным также выглядит утверждение о том, что коммерческие банки не должны вообще иметь каких-либо предпочтений, связанных с макроэкономикой. В силу уникальности их роли и присутствия в разных секторах банки могут видеть опасные тенденции, иногда раньше, чем их фиксирует общая статистика. Для того чтобы говорить вопреки текущей политической конъюнктуре о возникающих проблемах и рисках, требуется определенное мужество.
Другой проблемой, связанной с доверием по отношению к проводимой политике, является недооценка масштаба проблем, исходящих от внешних рынков, с которыми имеет дело Нацбанк. Дестабилизация в таких условиях была весьма вероятным сценарием, ее, однако, удается избежать благодаря позиции властей. Вероятно, неоправданно и утверждение об искусственно созданном дефиците тенговой ликвидности, поскольку в прошлом году предпринимались как раз серьезные усилия для того, чтобы активизировать тенговое кредитование и нормализовать ситуацию после февральской девальвации. Ограничения носили объективный характер и были связаны с опасениями относительно того, что все тенговые вливания незамедлительно попадут на валютный рынок. Эта возможность, к сожалению, остается актуальной до сих пор. Кроме того, при принятии решений над регулятором не может не довлеть негативное развитие ситуации на российском валютном рынке, также приведшее к сокращению деловой активности. Причем все это происходило на фоне объективно меньшего уровня долларизации по отношению к казахстанской экономике, пропорционально значительно более низких продаж валюты в рознице и более высокого уровня доверия к национальной банковской системе, если индикатором такового считать уровень рублевых депозитов населения. Оценки экспертов о том, что крупное размещение облигаций “Роснефти”, решение о котором было принято на политическом уровне, в какой-то момент усилило дисбалансы на российском валютном рынке, совершенно не выглядят для нашего рынка чем-то отвлеченным.
Желание избежать крайностей российского сценария или даже более негативного развития событий могло бы стать по идее неким консолидирующим мотивом для властей и рынков. Пожалуй, одни из самых убедительных выкладок авторов плана дедолларизации связаны с тем, что разовая девальвация в нынешних условиях может не дать того эффекта, который она приносит обычно. Издержки могут быть снижены, если будет подготовлен план действий, который был бы приемлем и для регулятора, и для рынков. А также если стороны возьмут на себя какие-то обязательства и максимально плодотворно используют нынешний период стабильности на валютном рынке. Волевые решения со стороны правительства и Нацбанка без подготовки могут принести серьезный негатив. Одной из обсуждаемых идей, например, является рефинансирование валютной ипотеки и неосуществимая, видимо, рекомендация регулятора рефинансировать ее по курсу на 1 октября прошлого года. В Казахстане благодаря политическому решению о поддержке ипотечников есть шанс не только рефинансировать такие кредиты по нынешнему курсу, но, вероятно, найти даже более благоприятные решения.
Возможно, государство также могло бы прийти на помощь банкам и валютным заемщикам в корпоративном секторе, не имеющим валютной выручки в достаточных объемах, чтобы рефинансировать часть такой задолженности. Увеличение разрыва между валютой фондирования банков и валютой кредитования в нынешних условиях не очень сильно зависит от них и является следствием принятого плана избежания резких колебаний тенге. С учетом этого снижение валютных рисков для сектора в целом и необходимость избежать предпосылок к возникновению банковского кризиса - несомненно то, чем должен заниматься Нацбанк. Может быть, есть также возможность более интенсивно поддержать с помощью госпрограмм инвестиционные проекты, направленные на диверсификацию экономики и зависящие от инвестиционного импорта. Для этого, однако, необходим эффективный диалог между государством и рынками, в возможностях осуществления которого последние события заставляют серьезно усомниться.
